Несмотря на раскол, который наметился в недавно образованной Демократической коалиции, ряд ее участников не теряют надежды пойти на предстоящие выборы единым фронтом. Член бюро политсовета входящей в коалицию партии «РПР-Парнас» Илья Яшин рассказал «Агентству Бизнес Новостей» о том, как проходили переговоры оппозиции, что она сделает в случае получения мандатов и как планирует завоевать поддержку лояльных действующей власти россиян.

Почему все-таки не удалось договориться участникам демократической коалиции? На днях Дмитрий Гудков написал в фейсбуке пост о том, что изначально были одни договоренности, потом другие, что Навальный и Касьянов не спросили Гудковых, Рыжкова и Нечаева и объявили  о каких-то решениях преждевременно. Как все было на самом деле?

У нас на старте, действительно, были консультации. Которые могли растянуться на долгие-долгие месяцы. Я участвовал в первых консультациях, потом оказался в больнице на несколько дней, и в финальной части этих консультаций я участия не принимал, к сожалению.

Договаривались Навальный и Касьянов?

Да, и в начале этих консультаций Навальный и Касьянов подписали коалиционное соглашение, как представители двух политических партий («Партии прогресса» и «РПР-Парнас». – АБН). Потом к этому соглашению присоединились другие – «Партия 5 декабря», «Либертарианская партия», «Демократический выбор», движение «Солидарность», «Гражданская инициатива» и так далее.

Присоединились к уже имеющемуся соглашению?

Да, да. Фундамент этого соглашения – договоренность о выдвижении списка «РПР-Парнас» на выборах в Госдуму, и список определяется через праймериз. В рамках подготовки к выборам в ГД мы договорились о выдвижении кандидатов на базе «РПР-Парнас» в трех регионах. Ряд присоединившихся к коалиционному соглашению лиц, в том числе Андрей Нечаев, настаивают на том, чтобы у его партии тоже была возможность выдвигать в одном из регионов свой список, на основе своей партии.

Но об этом была договоренность?

Он на этом настаивал изначально, но никто не соглашался. Потому что в том коалиционном соглашении, которое Навальный и Касьянов подписали, есть некоторая логика – если мы участвуем в 2016 году в выборах на базе «РПР-Парнас», то в 2015 году надо выдвигать списки «РПР-Парнас». Чтобы повысить узнаваемость этой партии. Нечаев отстаивает интересы своей партии, которые, с моей точки зрения, не вполне отвечают интересам коалиции. То есть чего хочет добиться Нечаев? Он хочет продвинуть хотя бы одного кандидата в ЗакСобрание Калужской области, чтобы  перед выборами 2016 года уравнять позиции «РПР-Парнас» и своей партии, и тогда нам придется вернуться к дискуссии, на базе чьей партии выдвигать кандидатов в Госдуму.

По-вашему, Нечаев занимается самопиаром и пиаром своей партии?

Речь не о пиаре. Речь о повышении политического капитала этой партии. Я к этой партии отношусь с симпатией, и к самому Нечаеву отношусь с симпатией. Но его поведение считаю контрпродуктивным. Раз уж мы договорились идти на базе «РПР-Парнас» — и Нечаев с этим согласился, войдя в коалицию – то нужно из этого исходить и не создавать дополнительное напряжение внутри коалиции.

Какова сейчас вероятность, что будет два блока – Нечаев, Гудковы и Рыжков с одной стороны и Навальный и Касьянов – с другой?

Я надеюсь, что до этого не дойдет. Мы ведем активные консультации. Все понимают, что эта ситуация никому не выгодна – она снизит намного шансы на победу.

По поводу создания вероятного объединенной партии под руководством Навального, Касьянова и Ходорковского. Это только мечты или это действительно обсуждается?

Нет, сейчас такой вопрос у нас на повестке не стоит. Понятно, что это было бы неплохо. Но структурное объединение трех политических организаций – это вопрос очень трудоемкий. Мы решили, что перед выборами не стоит тратить на это время и силы, потому что есть механизм создания неформального блока. Решили, что это путь наименьшего сопротивления. Но в какой-то момент я не исключаю создания объединенной демократической партии. Запрос на такую партию явно в обществе существует.

То есть мешают только технические трудности? Или все-таки есть между вами какие-то непримиримые противоречия?

Непримиримых противоречий нет. После выборов, в зависимости от их результата, в зависимости от опыта взаимодействия, возможно, мы этот вопрос начнем обсуждать.

О запросе на альтернативу действующей власти

Вчера общалась со своими знакомыми из петербургского Парнаса, из молодежной «Весны», и все сошлись во мнении о том, что сейчас у оппозиции больше шансов победить, чем когда-либо. Есть такое ощущение?

Я более осторожен в прогнозах, потому что ситуация непростая. У оппозиции есть, несомненно, шансы, но чтобы эти шансы реализовать, нужно проделать большую работу. И по консолидации оппозиционных сил, и по мобилизации общественного мнения, сформировать механизм преодоления пропаганды. Энтузиазм [сторонников] меня очень радует. Но я стараюсь трезво оценивать шансы и считаю, что чтобы добиться каких-то серьезных результатов и на выборах, и по началу больших реформ в стране, придется проделать большую работу. Надо настраиваться на работу, не пребывать в ощущении, что ничего делать не надо и победа сама идет к нам в руки.

Вы вчера говорили, что чувствуете в обществе запрос на альтернативу действующей власти. А на выборах в Мосгордуму прошлым летом чувствовался этот запрос? Тогда у оппозиционной коалиции «За Москву» была сильная избирательная кампания, но ни один кандидат не прошел.

Чувствовался, несомненно. По результатам это стало совершенно очевидно. Дело в том, что на выборы в Мосгордуму практически не пустили сильных кандидатов. Накануне выборов было изменено законодательство таким образом, чтобы «РПР-Парнас», которая предполагала выдвигать всех независимых кандидатов, была лишена права делать это без сбора подписей. Поэтому всех независимых кандидатов поснимали по подписям – и Романову, и меня, против Янкаускаса вообще уголовное дело возбудили. Всех кандидатов, которые имели явные шансы победить, просто отстранили от  выборов. Был шанс выдвинуться от партии «Яблоко», но она не выдвинула ни одного сильного кандидата, устроила довольно унизительный кастинг, отсеяла очень много сильных кандидатов, даже Митрохин не стал участвовать в выборах. Очевидных проходных кандидатов «Яблоко» так и не выдвинуло.

Несмотря на это, даже слабые кандидаты, большинство из которых – без опыта участия в выборах, без какой-либо узнаваемости получали довольно высокий зачастую процент в своих округах – просто потому, что они были альтернативными кандидатами. По 20-25% они набирали. Понятно, что этого не хватало, чтоб мандат взять. Но тот факт, что никому не известные кандидаты, выступающие против «Единой России», получали высокий процент голосов, вполне подтверждает мои слова о том, что на этих выборах был явный запрос на изменения. Москва – город довольно протестный. Там довольно развитое гражданское общество, там проходят массовые митинги. Но из-за административных барьеров оппозиция не получила своего места в парламенте. Дума как была единороссовская, так и осталась.

То есть неудача коалиции «За Москву» прошлым летом связана только с этими барьерами?

Несомненно. Если бы в выборах в МГД смогли принять участие все, кто был к этому готов, то несомненно «Единая Россия» осталась бы в меньшинстве. Получила бы не больше 20-25% мандатов. А в результате этих сговоров, изменений в законодательстве, барьеров ЕР сохранила большинство в МГД, что явно не отражает общественные настроения.

Даже несмотря на крымскую эйфорию?

К большому удивлению, да. [Прошлым летом] казалось, что крымская эйфория даст возможность властям выиграть честно. Мы настраивались на серьезную борьбу — власть обладает серьезным запасом прочности в связи с этой крымской эйфорией, и преодолеть ее будет очень сложно. Мы понимали, что раз они заявляют о 84% поддержке, значит, они всех должны зарегистрировать и честно победить. Если у вас такой высокий уровень поддержки на выборах, то зачем не пускать оппозицию на выборы? Пускайте и побеждайте честно. Подтверждайте свою легитимность. Но наоборот, всех поснимали, и оставшиеся кандидаты получили высокий процент голосов.

О снобизме либералов

Есть политологи, которые считают, что мирным протестом активного среднего класса не добиться изменений в стране. А изменится что-то, только если выйдут на улицу недовольные рабочие «Уралвагонзавода», которые поймут, что им нечего есть. Вы согласны с такой точкой зрения?

Я понимаю, что когда на улицу выйдут радикально настроенные представители пролетариата, которые имеют другое представление о методах политической борьбы, то, конечно, изменения будут. Только, думаю, мало кого эти изменения порадуют. У нас большие претензии к Путину — но мы понимаем, что может быть и хуже. Мы сторонники цивилизованных реформ. Мы сторонники смены власти через выборы, через действующую конституцию. Мы не призывали и не собираемся призывать своих сторонников к насильственной смене строя. Мы понимаем прекрасно, что втянуть страну в кровавую бойню не представляет особого труда, но мы этого не хотим. Если изменение власти будет происходить через кровь, то ни одна из цивилизованных сил, ни одна из демократических сил не сможет удержать ситуацию под контролем. Скорее всего, в результате этих кровавых изменений к власти придут те силы, которые будут еще хуже Путина.

Мы понимаем, что возникают такие ситуации, когда надо защищаться, в том числе и физически. Но мы никогда не призовем своих сторонников к штурму Кремля, к силовому противостоянию с правоохранительными органами. Мы продолжатели той линии протеста, которой придерживался Ганди, ненасильственного протеста. Мы считаем, что эффективность изменений может быть обусловлена только их мирным характером. И я не испытываю пессимизма по этому поводу – я считаю, что миллион безоружных людей имеет гораздо большую силу, чем пятьдесят тысяч вооруженных. Мне кажется, что массовый мирный протест гораздо быстрее завоюет симпатии большинства населения, чем вооруженные боевики.

Но тем  не менее, миллион мирных людей можно забить дубинками, посадить шестерых и запугать людей так, чтобы они не вышли в следующий раз.

Тут уже вопрос критической массы. Вспомните, как начинался киевский майдан. Беркутовцы избили несколько тысяч людей ночью, на следующий день город был заполнен. Можно избить сто тысяч человек, двести. Но если весь город соберется, никто их не разгонит. Невозможно силой разогнать всю страну. Если люди действительно хотят перемен, никто их остановить не может, невозможно сопротивляться большинству населения страны. Поэтому наша задача – убедить большинство населения страны в необходимости перемен – убедить, а не заставить.

Но это значит системно, планомерно разговаривать с рабочими «Уралвагонзавода».

В том числе да. Слушайте, я в этом смысле не испытываю какого-то снобизма – я разговариваю со всеми, кто готов меня слушать. Я на заводах выступал — в Тюмени, например, встречался с рабочими. Рассказывал им о нашей политической позиции.

Понимают?

Ну, не могу сказать, что там с восторгом меня принимают, но, по крайней мере, мы разговариваем. Спорят люди, высказывают какую-то свою точку зрения, упрекают нас, что мы не понимаем их проблемы. Но я для того и приезжаю, чтоб понять эти проблемы… Вообще-то, насчет рабочих «Уралвагонзавода» не все так просто, как кажется. Там сейчас увольнения идут, там далеко не так все идеалистично, как нам пытаются показать по телевизору. Недовольство среди представителей рабочего класса постоянно растет. Пока нефть стоит сто долларов за баррель, их можно задабривать, обеспечивать рост их уровня жизни и так далее. Но за последний год уровень жизни в России снизился, и тенденция эта явно продолжится. Власть не предложила никакой альтернативы сырьевой экономике, только разговоры про импортозамещение, про необходимость слезть с нефтяной иглы… Но на практике — как была сырьевая экономика, так и остается. И все чаяния правительства рассчитаны исключительно на то, что цены на нефть вырастут. А если не вырастут? Значит, денег в России будет меньше, а вопросов к правительству будет больше. Крымом-то не накормишь людей, Крым на бутерброд не намажешь.

Рабочие «Уралвагона» — люди прагматичные. Они будут поддерживать власть, пока власть обеспечивает им достойный уровень жизни. Когда ситуация начнет меняться – а меняться она начнет неизбежно – нам будет, о чем поговорить с рабочими «Уралвагонзавода». И не на уровне лозунгов, а на уровне серьезного разговора о будущем в стране, об экономике и о социальных проблемах.

Об экономических реформах

Хорошо, но сейчас у вас уже есть у вас план, которому вы будете следовать, если удастся получить места в парламенте?

Одно из последних наших решений, политсовета «РПР-Парнас» — мы создали комиссии по целому ряду направлений. Причем комиссии эти возглавляют люди довольно серьезные – профессор МГИМО Андрей Зубов, Михаил Касьянов, Константин Мерзликин, бывший глава аппарата правительства. Задача этих комиссий – по сути, подготовить базу для предвыборной программы нашей коалиции. Речь идет о работе по целому ряду направлений – экономических, политических и так далее. Мы сформулируем такую программу, которая даст ответы на все волнующие людей вопросы. Мы не хотим, чтобы нас воспринимали исключительно как протестную силу.

Сейчас именно так и воспринимают.

Да я понимаю. Слушайте, это во многом связано с особенностями пропаганды. Нас воспринимают так, что вот, они против Путина. Это правда, мы против Путина, но кроме этого мы еще за важные реформы и в экономике, и в политике. Если мы против Путина, то это не значит, что нам нечего предложить обществу. Мы готовы  предложить реформы, у нас достаточно для этого специалистов и идей. Мы, конечно, выйдем на выборы с нормальной, качественной программой. Мы бы хотели, чтобы у нас дискуссия с властью шла не только о том, надо ли отпускать политзаключенных. Хотелось бы вести содержательный диалог об экономических и социальных проблемах. Но власть к этому не очень готова. Путин у власти 15 лет. Сколько раз он выходил на дебаты? Ни разу. А мы хотим содержательной дискуссии, не на уровне лозунгов, а на уровне серьезного разговора.

Но сейчас уже есть какие-то конкретные предложения на этот счет? Насколько я помню, пока вы озвучивали только одну вещь – защита интересов малого и среднего бизнеса.

Это фундамент. Фундамент экономических реформ, которые требуются России. У нас отвратительный инвестиционный климат. Из России бегут капиталы. Наша задача – создать такую ситуацию, чтобы деньги в Россию приходили и работали на нашу экономику. Сейчас Россия напоминает такого, знаете, алкоголика, который пропивает все свое имущество. Продает все из своего дома, тратит на все эти популистские проекты. А мы хотим, чтобы Россия была тружеником, который зарабатывает и богатеет благодаря своему труду. Хотим, чтобы в России стало комфортно и выгодно работать. Люди уезжают из России и становятся там нобелевскими лауреатами, строят компании с мировым именем. Задача правительства, задача новой власти – создать такие условия, чтобы люди могли реализовывать свои идеи здесь, в России.

Но в принципе, правительство сейчас декларирует то же самое. То, что я сейчас услышала от вас, я каждый день слышу от Шувалова и от Медведева.

Шувалов и Медведев – люди не очень влиятельные. Они говорят правильные вещи и вполне вероятно, что говорят их искренне. Но проблема в том, что экономику в России контролируют силовики, чекисты. Которые, как Сечин, возглавляют компании, связанные с продажей нефти. Это  коррупционный бизнес,  которые контролируется друзьями Путина из силовых структур. И то, что говорят Шувалов и Медведев, противоречит интересам этих людей. Поэтому декларировать можно все что угодно. Но пока друзья Путина не будут изгнаны из Кремля, пока не будет уничтожена система сращения бизнеса и власти, ждать каких-то изменений не стоит. Путин у власти 15 лет, и все 15 лет Шувалов с Медведевым декларируют либеральные ценности экономики. Просто проследите, из года в год заявления Путина и Медведева о том, что надо перестать кошмарить малый бизнес, каждый год они говорят об этом. Просто систему надо поменять, убрать силовиков из власти.

О насилии

В 2011 году власть пошла на уступки протестующим – разрешили регистрировать партии, вернули выборы губернаторов. Но потом с этого пути власти свернули.

В 2011 году случилась революция 1905 года. После революции 1905 года всегда случается февраль 1917 года. Главное, чтобы не дошло до октября 2017 года, главное не повторять ошибок временного правительства.

А есть, например, опыт Украины. Майдан начинался как мирный протест, но мы понимаем, во что это все вылилось. Вот если настанет такой день, когда на улицы выйдет очень много народа, и события будут развиваться по киевскому сценарию — ты представляешь себя, условно, бросающим «коктейль Молотова» в Кремль?

Я понимаю, что есть опыт Украины, когда власть спровоцировала столкновения полиции и протестующих. Но я считаю, что мы должны приложить все силы, чтобы этого не допустить. Я себя не вижу в роли человека, который бросает «коктейль Молотова» в сторону полиции, это не мой путь. Я понимаю, что бывают ситуации, когда надо защищаться от агрессивно настроенных людей. Но мы никогда не будем силой, которая инициирует агрессию.

Беседовала Мария Карпенко / АБН