О том, что 2014 год станет для России непростым в экономическом отношении, эксперты говорили еще до украинских событий, а после – практически кричали. Экономисты ожидали, что правительство сменит курс в сторону либерализации. Почему этого не случилось – в материале «Агентства Бизнес Новостей».

Уходящий год в экономическом плане начинался системно. Весь январь и февраль первую скрипку играл Центробанк – его позиция по оздоровлению банковской системы привела к многочисленному отзыву банковских лицензий. Кстати, первой жертвой этой политики стал «Мастербанк» — еще в ноябре 2013 года, а уж в январе лицензий лишались иногда по 2-3 организации в неделю. На этом фоне у некоторых вкладчиков сопоставимых с ним по размеру банков началась паника. Более того, у некоторых кредитных организаций недостаточность капитала образовалась равно потому, что люди начали массово вынимать из них деньги.

Тем не менее, среди банковских экспертов жесткая политика ЦБ и Эльвиры Набиуллиной вызвала одобрение. По их мнению, рынок давно нуждался в чистке. К тому же, весной регулятор стал активнее использовать процедуру санации банков, выработав критерии. Решено было спасать банк, если он системно значимый (последствия отзыва лицензии вышли бы за пределы интересов самого банка и его вкладчиков), если объем, который понадобился бы для выплаты вкладчикам из Ассоциации страхования вкладов, равен объему затрат на санацию, если банк не работает по криминальным схемам.

Правительство не стимулирует…

Примерно в то же время эксперты осторожно обсуждали прогноз по макроэкономическим показателям. Стагнация, которой предыдущие годы пугали оппозиционные экономисты, стало реальной перспективой. И даже министерство экономики, хоть и с лагом два-три месяца, все время пересматривало эти прогнозы. Так, по итогам марта Алексей Улюкаев заявил, что годовой рост экономики не превысит 0,6%. И это при том, что изначальный прогноз был обещал 2,5% роста.

Активную экономическую политику весной предлагал проводить замминистра экономики Андрей Клепач (так получилось, что в правительстве он больше не работает). По его мнению, стагнация роста была заложена в конструкции федерального бюджета. Он-де не позволяет стимулировать экономических агентов, а также не реформирует науку, образование и здравоохранение. Вывод: нужно отменить «бюджетное правило», которое дополнительные доходы от продажи нефти направляет в резервные фонды. Из этой позиции чиновника родился глобальный спор Минфина с МЭРом.

«Вот Андрея Николаевича послушаешь, и такое ощущение, что бюджетными расходами можно решить любую проблему экономики, — сказал в ответ директор департамента долгосрочного стратегического планирования Минфина Максим Орешкин. — Если их увеличить в десять раз, то вообще наступит рай на земле в отдельно взятой стране». Представитель Минфина призвал, наоборот, к жесткой экономии бюджетных средств. И эта позиция была принята публично («бюджетное правило сильно своей правильностью», — сказал Дмитрий Медведев). Но экономии не получилось. Потому что получился Крым.

… реагирует…

После аннексии Крыма практически все экономические решения правительство, Кремль и ЦБ были вынуждены принимать исключительно в реактивном режиме. То есть – в ответ на сваливающиеся проблемы.

Во-первых, уже через считанные дни после так называемого референдума в Крыму стало ясно, что новый субъект федерации станет глубоко дотационным. Что необходимо будет построить мост через пролив, обеспечить бесперебойное энергоснабжение, поставки воды, разобраться с банками. «Дотянуть» зарплаты и пенсии до общероссийского уровня. С марта новости под заголовком «Правительство выделит Крыму….» стали постоянными в лентах деловых СМИ (например, 27 декабря: «Правительство РФ выделит Крыму более 10 млрд рублей субсидий на выравнивание энерготарифов»).

Однако уже в апреле правительству стало не до Крыма – экономические проблемы затронули материковую Россию. Прежде всего, это санкции. Хотя скептики убеждали, что «Европа уже не та», даже первый раунд «экономической порки» оказался болезненным. Под ограничения попали, как их называет пресса, бизнесмены ближнего круга Владимира Путина: Юрий Ковальчук и Геннадий Тимченко. А первой жертвой-компанией стал АКБ «Россия». Банк попросту отключили от систем Visa и Mastercard, а заодно и от возможности перекредитовываться на Западе. В ответ многие госкомпании перевели в санкционируемый банк свои счета и зарплатные карточки своих сотрудников.

После начала вооруженного конфликта на востоке Украины оппоненты России в западной элите заговорили о втором раунде санкций. Президент США Барак Обама назвал их «секторальными» и анонсировал на отдельном брифинге еще в конце апреля. Однако окончательно новые ограничения были приняты в июле. Они не только отрезали фактически весь финансовый сектор страны от возможности компенсировать на Западе дефицит ликвидности, но наложили также ограничения на экспорт российских товаров (в первую очередь, оружия) и привели к заморозке ряда проектов в нефтегазовой сфере.

И здесь правительство снова отреагировало – контрсанкциями. Президент Владимир Путин в начале августа призвал ввести запрет на ввоз сельхозпродукции из тех стран, что ввели ограничения против России. Это должно было а) наказать «наших европейских партнеров» б) стимулировать развитие собственного сельского хозяйства.

По прошествии пяти месяцев практически все эксперты признают, что продуктовое эмбарго не сработало. С одной стороны, «запретная еда» все равно просачивается в РФ (например, через Белоруссию), с другой стороны, агропромышленный комплекс не успел перестроиться, тем более в тот период, когда не то, что посевная закончилась – урожай уже собирается.

… и собирает деньги

Конец года для правительства ознаменовался посрамлением оптимистов: падали национальная валюта, цена на нефть, промышленное производство, темп роста национальной экономики. Принципиальной здесь, по-видимому, является связка «нефть – бюджет». Потому что именно для балансировки федеральной казны финансовые власти отпустили рубль «в свободное плавание» раньше назначенного срока. И именно для пополнения бюджета решили принять дополнительные фискальные меры. Это, прежде всего, торговый сбор, который предлагалось взымать в Москве, Петербурге и Севастополе. Под давлением общественности устояла только Москва, в двух других городах новый налог собирать пока не будут.

Однако самое неприятное случилось в декабре – «черный понедельник» и «черный вторник». На фоне падения цены на нефть резко обесценилась национальная валюта – курс евро преодолевал отметку в 100 евро. Спровоцировали валютный кризис, полагают эксперты, скупка долларов «Роснефтью» и решение ЦБ повысить ключевую ставку до 17%. Все эти события случились в преддверии большой пресс-конференции Владимира Путина, на которой все ждали от него новой экономической политики.

Не дождались

Журналистам Путин изложил частные меры — вроде амнистии капитала, налоговых каникул, диверсификации капитала, вложения в людей, науку, образование. Но главное, он признал, что российская экономика полностью зависима от нефти, так как обрисовал горизонт планирования кризиса — два года. Это «при самом неблагоприятном стечении обстоятельств», — точнее президент сказать не может.
«Экономика неизбежно будет приспосабливаться к жизни и работе в условиях низких цен на энергоносители. Это просто по факту будет происходить. Как быстро произойдёт это приспособление, если цены сохранятся такими, какие они есть сегодня, либо будут снижаться даже ниже 60, 40, я не знаю — сколько угодно. На самом деле для нас – сколько угодно, просто будет происходить структуризация самой экономики. Как быстро это будет происходить? Трудно сказать. Но то, что это будет, это неизбежно! Вот я хочу это подчеркнуть. Это по факту жизни произойдёт».

По мнению экономиста Бориса Кагарлицкого, Кремль и Белый дом весь год уклонялись от принятия решений в сфере экономики. И это при том, что формулировать задачи власть научилась – как минимум, с 2008 года, считает эксперт.

«Они очень правильно формулируют общие задачи развития страны, внятно формулируют необходимость преобразований, но потом раз за разом оказываются неспособными не то, что их осуществить, но даже не неспособны сделать малейшие шаги в их реализацию», — полагает экономист. Так, например, было в истории с модернизацией и инновациями в 2008 году, теперь – об импортозамещении и диверсификации экономики. «Задачи формулируются вполне корректно, но назовите хоть один шаг, который был бы конкретен? Если не считать безумных денег, которые были выброшены на проект Сколково».

Причина расхождения слов с делом для Кагарлицкого очевидна: «Что мешает задачи решать? Мешают они сами. Если уж быть совсем циничным, решение этих задач плохо совмещается с существованием этих людей. Речь идет даже не о личностях, а о тех структурах, порядках, социальных и личных интересах, на которых основана нынешняя власть», — уверен Кагарлицкий.

Не так пессимистично настроен его коллега Николай Межевич. В том, что в конце года президент не сформулировал новую экономическую политику, нет ничего страшного, считает он. Во-первых, такие заявления вообще не принято делать в конце года. Во-вторых, администрация еще не накопила достаточный массив данных, чтобы принять решение. Эксперт считает, что в администрации президента дают развиваться двум линиям – «либеральной» (Кудрин) и «административной» (Глазьев).

«Есть значимый список стран, которые решили свои экономические проблемы первым способом, есть не меньший список стран, которые так или иначе самый острый период кризиса преодолевали административным контролем. Какой из способов лучше, сказать трудно, есть у них целый объем недостатков», — считает Межевич.

Эксперт ожидает, что свой выбор Кремль сделает после нового года ближе ко второму кварталу. Однако, говорит экономист, ни одна из этих парадигм не решит ключевой проблемы – падения цен на нефть и зависимости от нее российского бюджета. И в этой ситуации можно выбрать себе цитату по вкусу, объясняющую, почему НЭП 2.0 так и не случился. Путина («Экономика неизбежно будет приспосабливаться») или Кагарлицкого («Решение этих задач плохо совмещается с существованием этих людей»).

Василий Романов / АБН